Антихрист - Страница 64

Ему на ум пришла Шестая Истина, поведанная ему мистером Сароцини, которая звучала так: «Реальность такова, какой ты ее себе представляешь».

Это помогло, но не полностью, потому что Истины работают на все сто процентов только тогда, когда ты осознаешь их во всей их полноте, а Кунц знал – мистер Сароцини хорошо ему это объяснил, – что его понимание Истин еще далеко от совершенства.

Вот и сейчас – Сьюзан действительно достигла оргазма или только притворилась?

Он остановил пленку. Его ярость бешеным зверем рвалась наружу. Он включил канал 9, спальню, в реальном времени, и зрелище того, что происходило там в данный момент, немного успокоило его.

Джон читал журнал, посвященный Интернету. Сьюзан читала рукопись. Сегодня она не разрешила Джону заняться с ней любовью, сказала, что устала, что нужно до завтра доделать рукопись. Это вселяло в Кунца гордость за нее. За это он мог простить ей ту оплошность, которую она допустила две недели назад.

Но не Джону Картеру. Джону Картеру он ничего не собирался прощать. Джон должен быть очищен.

И мистер Сароцини обещал ему это.

Джон перевернул страницу журнала, еще одну. Затем перевел взгляд на потолок.

И Кунц взглянул прямо ему в глаза.

У Джона, лежащего на кровати в халате, появилось странное чувство, что за ним наблюдают. Это, конечно, чепуха, но все же ему было тревожно.

Он поглядел на Сьюзан, но та была погружена в чтение рукописи. Он выбрался из постели, подошел к окну и, немного раздвинув занавески, выглянул наружу. Через собственное отражение в стекле и парк, отмеченный темными силуэтами кустов и деревьев, ему была видна строчка уличных фонарей.

Он обернулся, бросил взгляд на потолок, затем на стены.

– Джон, что случилось? – спросила Сьюзан.

– Показалось, что услышал что-то. – По крайней мере, это лучше, чем говорить ей, что за ними наблюдает кто-то невидимый.

Они затихли и прислушались.

– Показалось, – сказал он.

Затем Сьюзан вспомнила:

– Ах да, забыла сказать тебе, я слышала, как кто-то возится на чердаке. Наверное, у нас завелись мыши или крысы.

Джон пожал плечами:

– Может, птица.

– Наверное, нам стоит поставить там пару мышеловок.

– Займусь в выходные, – сказал Джон. – Я и сам хотел там все осмотреть. По-настоящему я туда и не поднимался. Никогда не знаешь, вдруг прежние хозяева забыли там коллекцию шедевров живописи.

Сьюзан улыбнулась:

– Ну да, и Святой Грааль на нижней полке серванта.

Кунц отключил монитор, оставив дом Картеров на активируемом голосом режиме записи, и взял со стола раскрытый на середине роман Марселя Пруста. Джон Картер может осматривать свой чердак столько, сколько его душе угодно. Кунц убедился, что запись пошла, и устроился в кресле поудобнее.

Только следующим утром, после того как компьютер просканировал записанную за ночь пленку, Кунц услышал, как закричала Сьюзан.

32

Темноту рассеивало пламя единственной свечи; отблеск света падал на лицо старика.

Тяжелые портьеры на окнах были опущены, оставляя ночь снаружи, но для старика, неподвижно лежащего на постели и смотрящего в потолок незрячими глазами, это не имело значения. Темнота была его неразлучным спутником уже больше десяти лет. Но и это было не важно, так как за свою жизнь он повидал достаточно.

Важен был лишь свет, который ярко горел у него в голове, невидимый за жестоким, изборожденным морщинами лицом. Этот свет подпитывался знанием, хранящимся там, – знанием, находящимся в полном распоряжении старика. В этой комнате хранилось не меньше пяти тысяч книг, плотными рядами, от пола до потолка, так что не было видно стен, расставленных на полках, и он мог, если бы захотел, процитировать на память любую строчку любой страницы любой из них и еще многих тысяч других.

По изменению ритма циркуляции воздуха и по присутствию в нем нового запаха он понял, что в комнату кто-то вошел, и определил, кто этот человек, еще до того, как тот закрыл дверь. Он тихо приветствовал гостя на языке, на котором могло говорить меньше тысячи людей на земном шаре.

И мистер Сароцини, приближаясь к постели, ответил на приветствие на том же языке. Он склонил голову в знак уважения, несмотря на то, что старик не мог этого видеть. И остался стоять. Сидеть в этой комнате не было разрешено даже мистеру Сароцини.

«Все мы чего-то боимся». Это была Девятая Истина, прекрасно известная мистеру Сароцини. Он боялся только одного: этого старика, лежащего в комнате, пахнущей старой кожей и истлевающей бумагой.

– Какие новости ты принес? – спросил старик.

– Два с половиной месяца. Опасность выкидыша почти миновала. Все хорошо. – Он мог сказать ему больше, но не сказал.

– Мы знаем пол?

– Нет, еще слишком рано.

Старик улыбнулся, будто наслаждаясь жестокой, ему одному понятной шуткой.

– Это будет девочка. Две тысячи лет они ждали мальчика, а мы дадим им девочку.

– Ты уверен, что это девочка? – спросил мистер Сароцини.

– Я знаю.

– Ясно, – с сомнением в голосе сказал мистер Сароцини, поморщившись от того, как старик это сказал: резко, будто ударил хлыстом. Отсвет от свечи ползал по старческому лицу. Она давала света как раз столько, сколько нужно было, чтобы посетители не блуждали в потемках, и тусклый отсвет будто гладил пергаментную кожу. Когда-то это лицо впечатляло своей красотой, и до сих пор его черты несли в себе западноевропейскую гордость и аристократизм, несмотря на то, что поверхность лица усеивали темные пятна и наросты. И, несмотря на то, что мистер Сароцини смертельно боялся этого человека, любовь, которую он испытывал к нему, не уменьшалась, а, наоборот, росла с каждым годом.